— Пока не надо. Просто сгони в кучу, разоружи, и свяжи на ночь. …Да, парочку их самых старших, приведи ко мне, поговорить. …Только не сейчас. Сейчас чегой-то я…
Хрясь… — Очнулся я от мощной оплеухи. …Которую, к счастью, схлопотал кто-то другой.
— Да я тока поссать… — В голосе сказавшего это, булькал коктейль из ярости, неуверенности, обреченности и страха. Да и сами слова я разбирал с некоторым трудом, из-за какого-то цокающего акцента. Что-то вроде — «Да я-ц тоцка поццать».
— Шаман сказал что с тобой поговорить хочет. — Ответил ему приглушенный шепот.
— Да он же так еще с полудня лежит. А я тока… Мне бы по-быстрому.
— Сиди. Шаман сказал…
— Сказал… сказал… — Говорящий кажется уже понял что настаивать на своем бесполезно, однако бурчал чисто из самоуважения. — Убудет что ли от него, если я поссать схожу, пока он без памяти лежит?
— Поговори у меня. — Ответил охранник уже куда более добродушно, видать поняв что явного неповиновения ему не окажут. — Еще неизвестно, без памяти ли он лежит, или где еще обретается… Ты нашего шамана не знаешь. Знал бы, — навеки ссать от страха разучился.
— …Напугал. У меня у самого, двоюродный дядька шаманом будет. Он мне такие амулеты сделал.
— Против нашего, никакие амулеты не помогут. — Теперь голос просто сочился самодовольством. С такими интонациями обрюзгший дядечка-«спортсмен», беременный изрядным пивным животиком, сообщает о победе любимой команды, за которой он наблюдал лежа на диване перед телевизором. — …Он поговаривают, и не человек вовсе!!!
А кто ж тогда? — Любопытство, и страсть почесать языком, на моих глазах, стремительно сметали все межплеменные, сословные и прочие барьеры.
— А кто же его знает? — Ответил, явно настроенный на долгую приятную беседу, голос. — Потому что родился, он говорят, белым теленком, а человечий вид тока потом принял. Во как!!!
К нему самые великие Цари Царей за советом приходят. Демоны и морские чудовища от него словно кролики бегут. Может верблюда в мышь превратить, и обратно. Оленя, в быка, а рыбу в птицу. Или морок на целую Орду этих ваших аиотееков навести.
А не далее как в прошлую луну, он пошел на мертвяка-упыря охотиться, и убил его, когда тот бронзовым тигром обернулся, причем вместо шерсти у того тигра клубки змей были. …Я сам труп того тигра видел… Издалека… Я не дурак к такому чудищу, даже мертвому, близко подходить.
А того аиотеека, что упырем обернулся, он теперь с собой возит. Говорят может его обратно упырем обернуть, да на врагов своих натравить.
У него там… (кажется говоривший мотнул головой в некоем направлении), Таких, целое племя живет.
Он над людьми и на тут, и за Кромкой властвует. — Захочет, и сможет тебе после смерти путь к предкам преградить. И будешь ты по земле неупокоенным демоном шляться!
— Да как это он может меня, да к моим же не пустить? Да кто его Там, слушать-то станет?! — Справедливо возмутился благодарнвй потребитель этой лапши.
— Он — может. — В голосе сказавшего это звучало такое убеждение, что я и сам чуть ему не поверил. — Так что ты лучше его не зли. Он с виду-то добрый, но коли разозлится… Одну из жен своих в такую страхолюдину превратил, что ее взрослые мужики за поприще обегают. А все потому что перечить ему вздумала. …Когда по весне мне верблюд на ногу наступил, так она меня лечить приходила. А потом еще полгода по ночам в кошмарах снилась.
— А вот и врешь. — Не выдерживает «цокающий» голос. Не может такого быть, чтобы чужой шаман, над нашими посмертиями власть имел! Разная у нас кровь. Порчу навести, или мор пустить, — такое еще куда ни шло. А что бы такую власть…
— Эх дурень ты дурень. — Охранник с головой окунулся в возможность почесать языком, и явно был благодарен тому, кто эту возможность ему предоставил. Так что говорил со всем возможным добродушием. — Пенек лесной. В том-то и сила нашего Дебила, что он такую Власть имеет даже над чужой кровью. Потому как, говорю же тебе, — не человеком он родился, а теленком, да еще и белым. Да ведь у них все племя такое, — Ирокезы!!! Раньше про него и не слышал никто, а он взял кучу народа, и из степняков, и из горцев, лесных, и прибрежников, всех смешал, да ирокезов своих и вылепил.
— Тьфу-тьфу-тьфу… И зачем ему таким паскудством-то заниматься понадобилось? Издревле люди жили как предки их пример подали. Так чего спрашивается…?
— А того. — Что пока он того не сделал, — аиотееки всех по одиночке били. А он всех вместе свел, — и уж две Орды огромные, в пух и прах размели, и добычу взяли немерянную! А вы-то небось, — им дань платите, да баб своих отдаете?
— А ты выходит тоже ирокез энтот?
— Не. Я из Великого Улота. — Слышал небось?
— Так чего же ты его своим шаманом называешь?
— А с того, что он и есть мой шаман, поскольку в нашем войске, всех между собой кровавым узором соединил.
— А ты согласился?
— А чего не согласиться, коли он нашему Царю Царей, родня близкая? Да и вождем у нас, сам Лга’нхи, — Великий Герой с Волшебным Мечом.
— Это тот, здоровый, который аиотееков крушил, что-ли? И впрямь страшОн! Тоже небось непростой человек?
— А то! Или ты думаешь, такой, как Великий Шаман Дебил, лопуха, вроде тебя, Вождем признает?
Наступило молчание. …Я тоже затихарился серой мышкой, пытаясь не выдать своего пробуждения. Так-то тут народ бдительный и с понятием, — обсуждать своего шамана, в его присутствии точно не станет. А подкрасться к ним незаметно, чтобы подслушать разговоры о себе любимом, с моей грациозностью слонопотама, хрен получится. Однако порванное тигром плечо, или проколотый бок, — слишком дорогая расплата, за возможность потешить свое самолюбие.