Ведь недаром я удивлялся что именно сейчас, заговор кажется так не к месту. — Иратуг еще не отошел от прежних волнений, еще толком не оклемался после Большой Битвы. Еще не устал от спокойствия и стабильности. — А значит, бунтовать в этой обстановке будут только самые безнадежные задиры. А их мало. А еще меньше тех, кто станет их поддерживать в ситуации, когда конфликт перейдет в «горячую» стадию.
А союз Виксаичей и Шорбеичей? — Это как связать собаку и кошку хвостами, и отправить совместно воровать мясо. — Переругаются, перегрызутся, поднимут шум, разбудят сторожа…
Единственное, — явно перемудрил с «болезнью Мокосая». (или это не он?). Видать не учел, насколько тот находится под впечатлением «проклятья Виксая», буквально сделавшего Царя Царей бессильным против его противников.
Но какую тогда роль отвел, во всей это заварушке Леокай мне? — Очень хотелось бы думать, что того самого молота, который пришибет вылезших на свет призрачной Возможности, заговорщиков. — Того самого «Бога из машины», который явится в самый роковой момент, спасет всех хороших и покарает всех плохих.
Очень хочется думать, но почему-то не верится. Не верится, что Леокай настолько доверяет моей крутости. …Я вот, честно признаться, хоть вроде и разобрался во всей этой паутине, но как действовать дальше, представляю весьма приблизительно.
Нет конечно, некоторые закладки на это уже есть. По крайней мере, кажется не только я, но и сам Мокосай, теперь точно видит кто пытался шкодить против него. А такой явный враг, куда менее страшен, чем неизвестность, грозящая тебе из темноты кинжалом в спину.
Но хотелось чего-то такого очень эффектного и красивого, чтобы искры летели, взрывались петарды, а из облаков дыма выскакивали черти, и утаскивали врагов прямо в преисподнюю.
Очень хотелось, и я уже начал продумывать разные комбинации, как вдруг, (чистое дежа-вю), раздался голос моего приятеля Лга’нхи.
— Ты Фулкар, говорят хороший воин. Однако почему-то я не видел тебя среди бойцов на поле битвы… — Высказался Лга’нхи. И надо было слышать как именно он высказался. Таким тоном наносят жутчайшие оскорбления и обвинят совсем уж в омерзительнейших извращениях.
И ведь надо понимать, что происходило это все на пиру посвященному пьянке ветеранов Большой Битвы, да еще и в тот самый момент, когда народ ужрался как раз до стадии, потери самоконтроля, однако присутствующие еще недостаточно в отключке, чтобы не отвечать за свой базар. Впрочем, насколько я помню, обычно где-то на этом этапе начинаются различные соревнования, начиная от армрестлинга и заканчивая откровенной поножовщиной, (как было в прошлый раз с Анаксаем). Причем задирание и вызовы соперников, были частью этой культурной программы. Вот только тон Лга’нхи, для подобной процедуры, выбрал слишком резкий.
…Хотя вообще-то это странно, — обычно Лга’нхи на пирах не упивался. А ежели и перебирал с алкоголем, — привычки бычиться не имел. Я еще мог бы понять, если бы у него возникло желание покрасоваться, победив, как Тогда, всех своих соперников, во всех, предложенных ими дисциплинах. Хотя такое поведение скорее пристало молодому воину, чем Великому Вождю большого, по местным меркам, племени.
Но Вождя явно понесло, и добрым вызовом на веселую схватку дабы помериться крутизной, здесь даже и не пахло. — Неужто Лга’нхи вспомнил как всего несколько лет назад, так же по весне, в этом же самом зале, поругался с Анаксаем, и чем все это закончилось?
— Царь Царей Мокосай, оставил меня тут, чтобы охранять Царство от набегов с севера. — Так же набычившись, но еще стараясь сохранять хладнокровие и достоинство, ответил Фулкар.
— С севера у вас только те, кто бился с нами на поле боя. — Резонно возразил Фулкару наш Вождь. — А Царь Царей Мокосай обещал мне, что приведет своих лучших воинов. …Выходит ты не лучший?
Я даже удивленно посмотрел на приятеля. — Он не просто нарывался, он нарывался весьма откровенно и намеренно. — Что это с ним?
— Я таков какой я есть. — Продолжал сохранять спокойствие Фулкар, однако глазки его внезапно испуганно забегали, словно бы он прикидывал на кого из пирующих может рассчитывать в серьезной драке. — Нет, трусом он конечно не был, но даже самые смелые, десять раз подумали бы, прежде чем связываться с тем самым легендарным Вождем ирокезов, убившем на поединке самого Аноксая. Фулкар не мог не понимать, насколько мало у него шансов в драке с ним, и явно пытался сейчас найти возможность отступить с достоинством. …Вот только Лга’нхи, видимо не собирался ему этого повода давать.
— Видать ты плохой воин Фулкар, коли Царь Царей и мой двоюродный брат Мокосай, не стал брать тебя в битву. …Но я вижу что ты очень даже любишь поесть!
Ну кажется, все понятно. — Лга’нхи, после того как мы провели обряд «двоюродного братания», видать счел своим долгом защитить родича. И делает это сейчас, с присущей ему изяществом носорога, и деликатностью падающего на голову рояля.
…Хотя конечно вынужден признать, в местных условиях, намек на «любишь поесть» весьма изыскан. Тут ведь, помимо Фулкара, еще хватает приглашенных иратугцев, так же не участвовавших в Битве. И скажи Лга’нхи, что-то вроде «приперся на пирушку, где тебе не место», он бы обидел слишком многих. А тут, — верх каменновековой дипломатии, — тонкий намек, который поняли все, однако позволяющий сделать вид, что относится он исключительно к персоне Фулкара.
Однако, признаюсь это не совсем то что мне сейчас нужно. — Это ведь даже не то что «разрубить гордиев узел», это буквально «измочалить его дубиной», надо бы мне вмешаться и…